В то далёкое лето. Повести, рассказы - Левон Восканович Адян

— Пусть не будет войны, пусть будет мир. Самвелик бы вернулся домой, ты тоже чтоб благополучно устроил своих детей, чтобы хлеба было вдоволь, чтоб голода не видели, — бормочет она, как благословение. — Чтобы Бог вас приумножил в тысячу раз и, куда бы ни ступила ваша нога, чтоб росли там розы да фиалки. — Неожиданно, она меняет тему. — Айан матаг, почему здесь сидишь, иди гуляй по лугам, человек сильно скучает по местам, где ходил в детстве.

Я встаю, выхожу во двор. Село уже проснулось. То здесь, то там люди зовут друг друга, из дымоходов тянется дым, долго клубится над крытшами, то касаясь их, то кружась, с ветром поднимается вверх.

Где-то, вероятно, на гумне, вдруг затарахтел трактор, но сразу умолк. Смотрю на окрестные горы и леса. Вчера, когда доехали до села, все было покрыто низким густым туманом, а сейчас сверкало в солнечных лучах, словно омытое росой.

Внизу, в ущелье, глухо шумит река, которая течет издалека, с Варданаберанских гор и разделяя село на две части, через тутовые сады идет, теряясь в русле реки Хачен. В этих садах празднуют дни Воскресения. Маленькие девочки в белых платьицах, закрыв лицо вуалью, осторожно опускают руки в кувшин и достают жребий, а старшие с трепетом ждут, что же вытянут на их счастье.

Красный партизан — Николай, стоя с парнями под деревьями, продолжал смотреть на Шаум, своими горящими глазами следя за каждым ее движением, а вечером, вместе с родными, пришел к ним домой на помолвку. Для Шаум этот день был безмерно счстливым, если б могла, полетела бы от счастья. Но куда и зачем летать, когда оно здесь, ее счастье, вот, сидит на веранде, тихо говорит что-то, а она, словно загипнотизированная, ни коим образом не может уловить смысл им сказанного, не смеет, хотя бы раз, посмотреть на него. Лишь одно поняла Шаум, что это касалось свадьбы. Николай завтра уезжает, в конце месяца приедет, сыграют свадьбу, и они отправятся в Баку. Боже, когда настанет конец месяца, не понимают, что ее сердце не вытерпит эту разлуку, Шаум, даже, удивлялась, как это случилось, что она до этого могла жить, не ведая о его существовании, значит, её жизнь не имела до сих пор смысла?..Получается так, что жизнь была бессмысленной и неполной, иначе, сейчас не горело бы ее сердце и не таяло от тоски… Хорошо, что ее близкая подруга Маргарит, все время была рядом, смеялась, поддерживала ее, но, все равно, печально было ожидание свадьбы, а за день до свадьбы сердце, буквально, чуть не остановилось от нетерпения…

В те далекие времена был такой обычай: в день свадьбы до посещения церкви и после нее, до конца свадьбы, девушка не имела права видеть жениха, говорить с ним. С фатой, сшитой из цветастого шелка, в сопровождении зурны-барабана, с радостными возгласами их повели в центр села, в церковь Святой Богоматери.

Держась за руки, они стояли лицом к лицу с Отцом Варданом, она ничего не видела из-под непрозрачной фаты, глядя в пол, с трепетом сердца слушала благословение священника:

«Смотрите, дети мои, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, вы пришли в церковь венчаться, ибо церковь — это и есть дом Господень, и по велению Божия должны всегда быть вместе — в радости и печали, болезни и здравии, в богатстве и бедности должны любить друг друга и оберегать ваш союз до конца жизни».

И на вопрос священника, что повторялся три раза: «И ты, дочь моя, имеешь ли искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть женою того, кто стоит рядом с тобою и до смерти быть покорной?» — Отозвалась шепотом и краснея, повторив три раза: «Имею, честный Отче, и до смерти покорна велению Божия».

Потом, их вывели во двор. Снова та же музыка, те же возгласы, благостно звенящий церковный колокол. Факелы, приделанные к длинным жердям, стрельба из винтовок, девушки, рассказывающие что-то смешное, а она, словно во сне, ничего не могла сообразить, сердце стучало тревожно, с какой-то грустью, и не могла понять, отчего. Только Магарит была, почему-то, печальной и отводила взгляд, как бы, не желая смотреть на подругу прямо. «Неужели, завидует? — Шаум даже обиделась в душе. — А, может, о чем-то знает и не говорит ей? Но, о чем она может знать?» Однако, тревога не проходила, не покидала ее во время свадьбы. Даже сидя в выделенной ей комнате, до слуха доносился веселый шум, гуляющих на свадьбе, а она ждала, что кто-нибудь сейчас войдет и обязательно сообщит ей нечто плохое про Николая. «Отче наш, что на небесах, да будет свято имя Твое… И спаси нас от Лукавого…» — беспрерывно и чуть слышно шептали ее жгучие губы. Был момент, когда подруги все вместе вошли, стали обнимать, целовать ее и, щебеча, вышли из комнаты. Она поняла, что сейчас должен войти Николай. Сердце стало биться еще чаще, словно, желая выскочить из груди. От звука открывающейся двери она быстро отвернулась к окну, не осмеливаясь взглянуть на него. Слабо щелкнула дверная ручка. Шаум, будто, перестала дышать.

— Шаум?

Шаум, словно, ужалила змея, она быстро повернулась на голос и, увидев брата Николая — Агабека, иинтуитивно предчувствуя что-то страшное, спиной прислонилась к подоконнику, чтобы не упасть. Агабек, со следами ожога на половине лица, с глазом без века и брови, с ужасной внешностью, тяжело дыша, смотрел на нее.

— Что-то с Николаем, — произнесла Шаум, еле сумев выговорить. — О, Господи! Ты что-то от меня скрываешь. Почему молчишь? — С нарастающим страхом продолжала она, — я же не слеапая, с ним случилось что-то плохое, я это чувствовала.

— Нет, — замотал головой Агабек и тут же, будто, освободившись от тяжелого груза, сказал: — Тебя не для него привели, Шаум. Тебя привели для меня…

Шаум смотрела в сторону голоса окаменевшим взглядом, не видя говорящего.

— Николаю ничего не стоит жениться, на ком угодно… — словно, из пропасти, шел голос Агабека. — Он не такой несчастный, как я. Со мной — другое дело. Ты сама видишь какой у меня вид. Мы так решили с твоим братом Арустамом. Сначала он противился, ну, а потом, зачем ему сопротивляться, согласился. Не думай, знай. Знай, что я к тебя буду относиться не хуже, чем Николай, хорошо буду относиться…

— Нет, нет, не хочу, нет, — побледнев, хватая ртом воздух, не в состоянии даже кричать от душевной боли, вымолвила Шаум. У нее закружилась голова, и она рухнула на пол без сознания…

…Я